В годы Великой Отечественной войны в Красной Армии широко использовались санитарные поезда - железнодорожные составы, предназначенные для эвакуации и оказания медицинской помощи раненым и больным в ходе военных действий. Миллионы жизней советских солдат и мирных граждан были спасены военно - санитарными поездами, осуществлявшими не только эвакуацию, но и выступавшими в роли передвижных больниц, оборудованных операционными.
В одном из таких поездов проходила службу наша землячка, медсестра Ткаченко Елена Ивановна, служба ее проходила в постоянном военно - санитарном поезде № 126.
«Баба Лена, скажи, неужели тебе не было страшно?». Так начинается наш последний разговор, о фронтовом пути, участницы Великой Отечественной войны, Елены Ивановны Ткаченко.
«Нет», немного помолчав, отвечает женщина -фронтовик, медицинская сестра санитарного поезда, а тогда в 1942 году, просто Леночка Асоскова (девичья фамилия). А в текущем времени для меня и ближайшего окружения просто баба Лена, чаще бабуля. Она ушла из жизни в марте 2016 года, наша беседа состоялась примерно за год до этого.
Как так сложилось, ведь тебе 16лет только исполнилось, вокруг бомбежки, потери, голод, показательные казни женщин и стариков и детей ведь не щадили! Ведь по возрасту, можно было оставаться в тылу еще почти два года?
- Да у меня и выбора особого не было, отца призвали, за ним старшая сестра Маша, ушла на фронт. Да и линия фронта была совсем рядом с нами, всего то 80 километров,мы жили на станции Поворино Воронежской области, станция это узловая, поезда шли день и ночь. Мы с мамой на оборонительных работах работали, ходили вместе с другими жителями Поворино копали траншеи. Бывало, придешь домой и слышишь, как снаряды рвутся бух-бах, видишь всполохи огня от разорвавшихся снарядов и думается, неужели и в твое родное село эта сметающая сила доберётся? А в сентябре мне исполнилось 16 лет, конечно можно было и остаться до 18 лет, но все девчата - подружки добровольцами пошли их потом в основном на радисток отправили учиться, мальчишек моего возраста на нашей станции тоже практически не осталось, кому 16-17 лет все ушли на защиту Родины, а те, кто помладше и посмелее шли в военкомат и годы себе прибавляли. С моего класса все по- моему на фронт ушли, сейчас точно не скажу, но, по-моему, когда повестку получила, оставалась пару человек и то те у кого проблемы были со здоровьем. А я думаю, как так все Родину защищают, а я что в стороне останусь? Нет, не годится так – в стороне, не звали мы их к нам (смеется). И пошла я в военкомат, дали и мне значит, повестку и я робко спросила можно ли пойти на курсы медсестер, ну и определили меня обучаться « по медицинской части», учили нас недолго, а после меня распределили в санитарный поезд, в котором я и служила, до самого конца войны. Мы все медсестры и санитарки девчата молодые большей частью были, а вот старший военврач она постарше возрастом, конечно, была, замечательная женщина: строгая, человечная в звании капитана Евдокия Гавриловна Кольцова, подчиненные ее очень уважали, талантливый врач и авторитетный человек.
Слезы текут по морщинистому лицу Елены Ивановны, в этот момент их не просили, просто тема разговора очень «больная».
-Ты знаешь, я вообще всегда такая сильная внутри была, и не то чтобы бесстрашная, но сдержанная что ли и строгая, серьезная. А страшно мне конечно в какие - то моменты и было, не знаю, почему и фашистов видела и не дрожала, наверное, потому что молодая была, можно сказать, ребенок, но характер у меня стальной был. Я раненых в строгости держала, это в кино только плачут и целуются (улыбается), а я со строгостью всегда, ну человеческое сочувствие всегда было, это да. Подходишь к раненому, он весь изранен снарядами, только глаза из-под бинтов видны. Шепчет «пить», пока пошла за водой, вернулась с кружкой, а он умер. Нет человека. Тогда уйдешь в угол, от не нужных глаз, и ревешь, думаешь ну как так молодой жить ведь должен. Списки погибших вели строго, потом в конце смены сдавали главврачу, порядок был и в документах. Останавливались на ближайших станциях, выносили носилки с умершими, и часто думаешь вот ты в него веру вселяла, обнадеживала и внутри тебя все смешается и жалость, и обида, и получается, ты обманывала, в надежде помочь. Часто раненые спрашивали: « Сестричка я буду жить?», в ответ, какое бы состояние не было у раненого, всегда говорила «да», все - таки я тогда считала, что надежду человеку обязательно нужно дать, кого то эта вера и спасала. Бывали и такие случаи, что на человеке места живого нет, а он жив, останется, кого то дети держали, кого невеста ждала. Больно это когда молодые уходят.
Тогда, когда происходил этот разговор, мне было непонятно и удивительно, как молоденькая 16- летняя девчонка, могла не спасовать, снова пристаю с расспросами. Бабуль, ну а было то, что тебя пугало?
-Да было, конечно. Наш 126 поезд и бомбили и сцепки между вагонами резали, все было, а меня Бог как будто берег, когда бомбежка началась, наш вагон не задело, машинист остановился, крики, стоны, люди бегут, много тогда людей погибло, а мне ничего живая осталось, так только небольшие осколки царапнули. А потом все стали говорить о том, что многие диверсии это дело рук бандеровцев, об их жестокости знал каждый, они были беспощадны к детям и старикам, часто спускали санитарные, пассажирские и товарные поезда с рельс, а там только женщины, в основном, да раненые солдаты, чего с ними не воевать, беззащитные люди фактически. Да их я опасалась.
Слышен слаженный ход настенных часов, солнце ярко пробивается сквозь шторы.
- Что такое санитарный поезд? Да по сути та же больница, только на колесах. Три- четыре вагона всегда отводились для тяжелораненых, дальше кухня оборудована была, меню для раненых составлено было, аптека была, там медикаменты хранились, перевязочный материал, медицинский инструмент. И чистота у нас была идеальная, все стиралось, кипятилось, гладилось и не смотри что война, порядок такой, что поучиться можно молодым, ну и все- таки больные люди вокруг им стерильность нужна. Нас, персонал, кормили, по крайней мере, хоть голода я не узнала, в основном каша, когда суп, ну что для больных готовили на кухне, то и мы получали. Наша главная задача была вывезти с прифронтовой линии в тыловые госпитали, но это тоже в зависимости от тяжести ранения. Если на пути следования были госпитали, готовые принять тяжелораненых, то производилась отгрузка. И прямо в поезде операции проходили, если необходимо было и это спасало жизни солдат, потому что требовалась немедленная помощь, времени ждать не было. Врачи круглые сутки на ногах, у них замены не было. Уставали все очень, постоянно на ногах, поспишь, немного и опять нужно работать, кому то перевязку сделать, уколы, к операции готовить, а с кем - то просто поговорить, поддержать.
Конечно, для молодой девочки, видеть каждый день смерть, это переворачивает все внутри тебе, и к жизни по-другому начинаешь относиться, и какая то сила начинает копиться, формируется стержень. Война, когда закончилась, я думала, все невзгоды позади, домой очень хотелось, встретиться с мамой, сестрой. Победу мы в Кракове встретили, у нас стоянка там была, и кто на перроне начал кричать: «Победа, победа!», я даже как-то и не поверила сразу, а потом такой шум-гам все кричат, мужчины пилотки вверх подкидывали, все обнимаются, кто плачет, кто смеется, огромная радость была, конечно, это если одним словом описать состояние людей вокруг. Войне конец, а нас не отпускают, приказа демобилизоваться не поступает, а через какое то время нас собрали, и военврач поздравила нас с окончанием войны и говорит «Впереди много еще работы». И отправили наш поезд вывозить узников концлагерей расположенных на территории Польши. Я, конечно, знала, что многие попали в лагеря и не по своей воле. А потом, когда увидела своими глазами, то поняла, что ничего и не знала. Отправили нас в Польшу, вывозили мы детей и женщин. Многие из медперсонала не выдерживали, только подумать, люди которые прошли всю войну, видели, казалось бы, все, эти люди просто кричали от увиденного, отойдя в сторону плакали и мужчины и женщины. Вот ведут ребенка, сверху одеяльце или простынка накинута, эта огромная голова, руки и ноги как тонкие палочки-плетни, запавшие глаза и видно каждую косточку, ребра выпирают, рахит у каждого. Многих несли санитарки и медсестры, помогали и солдаты, многие детине могли идти. Подходишь, в угол забьются и стараются голову закрыть одеялом, наверное, они так хотели спрятаться, от нас, а потом ничего с лаской и добротой и кто -то верит тебе. А пока до госпиталя везли, всю дорогу у детей был только один вопрос: « Тетенька я умру?». Нет, милый ты будешь жить, у нас каша есть и хлеб, они пытаются улыбнуться и не могут. Многих мы не довезли из этих деток. А некоторые, постарше, так не подпускали к себе, они так были напуганы, что не понимали, что мы «свои». Кормили мы детей так чтобы только поддерживать эту ниточку жизни, много еды нельзя им было, питание малыми дозами вводили, если только дать вволю еды, сразу заворот кишок. За всю войну, я ничего страшнее не увидела, прошло семьдесят лет, а мне так больно об этом говорить. Когда, говорят «сердце рвётся на куски», это тот самый случай.
Случайная встреча с будущим мужем!
Летом 1945 года поезд, в котором проходила службу Елена Ивановна, вывозил раненных солдат из Днепропетровска в ближайшие госпитали. И хотя уже отгремел салют Победы, раненных нуждавшихся в медицинской помощи было по-прежнему очень много, все-таки очень серьезны были масштабы войны. Среди раненных солдат находился Ткаченко Серафим Прокопьевич, ранение у него было средней тяжести, позволявшее нести легкую работу. Как раз в это самое время в поезде было вакантным место начхоза именно на эту должность, и назначили Серафима Прокопьевича. Так волею судеб и состоялось знакомство Елены Ивановны с будущим супругом.
-Ох, и пришлось ему за мной побегать, сколько раз замуж звал - не сосчитать, я все отказывалась. Но настойчивость победила, приехал он за мной в Поворино.
Домой в Воронежскую область Елена Ивановна вернулась в конце июля 1945 года, встречали мама и сестра Мария, отец еще оставался на фронте. Спустя некоторое время демобилизовался и Серафим Прокопьевич.
Переезд в Сибирь.
В самый канун нового1946 года Серафим Прокопьевич и Елена Ивановна создали семью, они расписались в местном поворинском сельсовете. А вечером 28 декабря 1945 года состоялась скромная, но наполненная большим счастьем свадьба. Хоть и гостей было немного: родные Елены Ивановны да подруги-фронтовички пришли поздравить молодых.В 1946 году молодожёны переезжают на постоянное место жительство Серафима Прокопьевича в с. Григорьевка Полтавского района.
Очень долго Елена Ивановна привыкала к Сибири, ей были чужды маленькие землянки - мазанки, когда под одной крышей жили сразу несколько семей. Ведь в родном Поворино она жила в большом, рубленном из бревна, доме, выстроенным отцом Иваном Егоровичем Асосковым еще до войны, не хватало такого привычного, для ее родных земель, фруктового сада. Но человек приспосабливается под любые условия, а со временем приходит принятие, а иногда и любовь к месту жительства. Так складывалось и в жизни Елены Ивановны, с годами она не только привыкла к Григорьевке, но и полюбила село, в котором прожили они с супругом более 20 лет.
Трудовой путь.
До 1965 года Елена Ивановна трудилась продавцом в георгиевском продмаге, в этом же году освобождается место в Георгиевском ФАПе и на протяжении семи лет Елена Ивановна заведует им, помогает односельчанам излечится от различных недугов, ведет патронаж за новорожденными, выходит на дом к тяжелобольным. Одним словом выполняет все предписания, согласно должностной инструкции.
В одном из наших разговоров, я задавала Елене Ивановне вопрос о том, как она попала в районную больницу, почему оставила «родной» ФАП. Вот что мне тогда ответила Елена Ивановна.
- Приехала я как-то в очередной раз в Полтавку с отчетом в районную больницу и встретила знакомую медсестру, она мне и предложила перебраться в Полтавку и пригласила в коллектив, говорила о том, что есть нехватка медицинского персонала - требовались медсестры. Я особо и не раздумывала, мне хотелось жить в райцентре, и вскоре мы семьей переехали в Полтавку, о чем я ни разу не пожалела, а наоборот думала, что вот так случай сыграл свою роль в моей жизни. Переехали мы, значит, купили небольшой домик по улице Калинина, где прожили много лет.
Так в мае 1972 года Елену Ивановну переводят в полтавскую районную больницу медсестрой туберкулезного отделения, где она проработала 10 лет, после была переведена диетической сестрой молочной кухни. До самого выхода на пенсию, которая официально была назначена Елене Ивановне в 1981 году, но на заслуженный отдых она согласно записи в трудовой книжке вышла только в феврале 1992 года, в возрасте 66 лет.
Над женщиной года не властны!
Неожиданно с утра зазвонил телефон, на экране высветился номер Елены Ивановны.
- Мне нужна помощь, сегодня мне нужно быть настоящей леди, повод весомый - в районном доме культуры, чествуют ветеранов войны, я единственная женщина в мужском коллективе. Нужно «прифрантиться»! Поможешь? – Конечно - утвердительно отвечаю я.
Задумайтесь, на минуточку, Елена Ивановна, на тот момент уже отметила свое 85- летие, но желание выглядеть женственно, она не утратила до самого конца своего жизненного пути. Периодически ее гардероб пополнялся новыми блузочками и кофточками, бусиками и брошками, на зеркале всегда стояла не хитрая, но такая необходимая, для каждой женщины косметичка.
Для нас Елена Ивановна образец для подражания человека, матери, бабушки и надежного дружеского плеча! Вечная память тебе Леночка Асоскова, женщина прошедшая непростой жизненный путь!